«Мы не сделали скандала —
Нам вождя недоставало:
Настоящих буйных мало —
Вот и нету вожаков»
В.С. Высоцкий
Несанкционированные протестные акции 23 и 31 января стали предметом острой дискуссии в медиа, собрав большое количество, как сторонников, так и противников. Медийная составляющая обсуждения вращалась в основном, если мы говорим о социальной значимости протестов, вокруг двух основных тем. Во-первых, это средний возраст участников. И, во-вторых, это причины политической активности, мотивы участия в акциях. Не организаторов и лидеров, а рядовой массы. Именно эти вопросы наиболее интересны всем участникам политического процесса в стране в канун больших выборов 2021 года.
Начнем с первого пункта, а именно с качественного и количественного состава участников протестных выступлений. В сети старательно «разгоняют» две, казалось бы, противоположные точки зрения. Согласно первой, ядро участников составляла политически незрелая молодежь и «школота». А численность не превышала 0,1% от численности населения городов, где состоялись выступления.Согласно второй, подавляющее большинство было в возрасте от 25 до 40 лет, и принимало участие в акциях впервые. При этом оппозиция заявляла количество участников в 1% – 2% от численности населения.
С точки зрения социологии, это две позиции в действительности почти не противоречат друг другу. «Школота» – термин, возникший в сетевых играх и перекочевавший оттуда в социальные сети. Означает он активных неофитов, слабо разбирающихся в предмете, но яростно отстаивающих свою точку зрения. Политический инфантилизм части «миллениалов» и большинства «зумеров» уже давно стал «притчей во языцех» профессиональных социологов, так что никакого противоречия в том, что 25 – 35 летних участников акции называют «школотой», нет. Это именно политическая «школота», рассматривающая участие в протестах как форму игры, правил которой они не знают. Судя по всему, ознакомление с правилами в данном случае будут проводить сотрудники районных отделений МВД, что явно добавило им головной боли. Те, кто сталкивался с «школотой» в сети их поймет.
Число участников протестных акций в принципе тоже ничего не меняет. В любом социуме есть статистически значимая доля тех, кто не принимает его законы и готов протестовать в любых обстоятельствах и по любому поводу. И она давно известна социологам, колеблясь в зависимости от обстоятельств в диапазоне от 10% до 20% от общей численности взрослого, старше 14 лет, населения. Её активность, готовность продемонстрировать свою, отличную от других позицию, возрастает в период кризисов. Так что, ни официальные данные о 0,1% участников, ни оппозиционные утверждения об 1% – 2% вышедших на улицу, не подтверждают вывод об обострении социального противостояния в стране.
Любые массовые политико-эконмические протесты имеют свою социальную базу. Так было в конце 80-х, когда СССР «валили» многотысячные толпы обывателей, возглавляемые националистически и демократически настроенной интеллигенцией. Так было в середине 2000-х, когда социальной базой протестов против монетизации льгот стали пенсионеры, организационно поддержанные КПРФ и рядом других политических партий. Так было и 2011 – 2012 гг., когда «рассерженных горожан», то есть активную часть низшего среднего класса («офисный планктон», самозанятых и прочую креативно-творческую тусовку) вывели на улицу либеральные политики. Во всех случаях были разные причины и цели, но была социальная база, единая «питательная среда» протестов, объединенная единой позицией по общественно значимой проблеме.
Можно сколь угодно долго распинаться на тему падения жизненного уровня, снижения располагаемых доходов и роста цен, обосновывая ими нарастание социальной напряженности в обществе и готовности населения к открытым протестам. Факт остается фактом. Ни 23-го, ни тем более 31 января публичной демонстрации этих настроений не произошло. Не только ядро и организаторов, но и значительную часть основных участников протеста составили местные «фрики», имеющие амбиции либо радикальные претензии к власти, но не имеющие социальной базы.
Попытка придать реальную общественную значимость «делу Навального» не удалась. Вне зависимости от того, какие цифры поддержки Навального, или доверия его «разоблачениям», рисуют опросы общественного мнения, для большинства населения страны эта тема лишена реальной смысловой нагрузки. Даже негативно настроенная в отношении власти часть населения никак не связывает свободу «берлинского пациента» со своим социально-экономическим положением или политическими возможностями. В результате, массу политической «школоты» разбавили разновозрастные «фрики», придерживающиеся диаметрально противоположных политических и экономических взглядов и откликнувшиеся на призыв своих «вождиков» в социальных сетях.
Прекрасный пример подобной политической беспринципности, возведенной в новый принцип, продемонстрировали участники очередной «живой цепи» у парка «Швейцария» в Нижнем Новгороде. Все до единого – участники или сторонники протестов 23 и 31 января и местные записные либералы: Дмитриевский, Резонтова, Садомовский, Каюмов. В свою последнюю «цепь» они радостно приняли трех подростков с российской имперской символикой, являющейся атрибутом националистических организаций. Автору трудно представить совместное участие в еврейском погроме «черносотенцев» и большевиков, или например, совместное участие в «экспроприации» анархистов и конституционных демократов в начале прошлого века. А сейчас – «так можно».
Отсутствие на акциях протеста внятных социально-экономических и политических лозунгов и требований не случайно. Всем потенциальным участникам был предложен, помимо «хайпа», только достаточно нейтральный, а для многих и просто незначительный, мотив – «дело Навального». Выдвижение любых конкретных политических или экономических требований заведомо играло против организаторов, сталкивая лбами потенциальных участников. Для этого достаточно взглянуть в «паблики» идейно «заряженных» участников протестов, чтобы понять всю глубину различий во взглядах убежденных нацболов, анархистов, либертарианцев, националистов, «ябочников» или коммунистов.
И вновь оказались правы обе стороны спора. С одной стороны, действительно произошло временное объединение большинства тех, кто является носителем протестных взглядов и настроений. Демонстрация протеста. Но произошла она вокруг мотива, в принципе не имеющего для большинства из них никакого значения, что и привело к низкой численности участников. Вышли лишь те, для кого само по себе действо оказалось важнее его причины.
С другой стороны, абсолютно правы те, кто не видит за протестами ни значимого социального движения, ни более или менее крупной социальной группы. Участниками стали в основном наиболее активные «маргиналы», «фрики», «школота», «хайпожоры» или идейно заряженные противники «режима». Их суммарная численность для современного общества итак давно и хорошо известна социологам, а прошедшие акции скорее скорректировали оценки численности активной части этой группы не в плюс, а в минус.
Вот такие вот результаты вскрытия «протестного тела». И главным здесь является отсутствие популярной, и общественно признанной, политической или экономической силы, опирающейся на массовую поддержку конкретной социальной группы и выражающей её интересы. А значит, в ходе избирательной кампании 2021 года участников прошедших протестных акций, превратившихся в активный электорат, будут «дербанить» между собой совершенно разные, зачастую идеологически диаметрально противоположные, политические партии.
Самсонов А.И.,
научный сотрудник Приволжского филиала ФНИСЦ РАН,
старший научный сотрудник ИПСУ
